— Юрий Михайлович, ваше согласие занять пост председателя общественного совета при Минкульте России означает стремление повлиять на отрасль, скажем, на распределение финансов на фильмы и театральные постановки, что вызывает в последнее время бурные дебаты?
— И это тоже. Согласен с министром Владимиром Мединским и многими серьёзными деятелями культуры, что так не бывает: вы нам дайте денег, а дальше мы будем самовыражаться, абсолютно не считаясь с интересами народа, государства. Скандала с «Матильдой» могло бы не быть, если бы, как прежде, существовал художественный совет. Государство ведь взялось финансировать литературный сценарий, который, как выяснилось, очень сильно отличается от сценария режиссёрского.
— Оппоненты обвиняют сторонников художественных советов в покушении на свободу творчества.
— Художественный совет, который я хорошо помню, просто-напросто оболгали: на самом деле никакой политикой и идеологией он не руководствовался. Шёл чисто профессиональный разговор. И замечания делались по существу. Вы думаете, в Голливуде продюсер даст режиссёру пороть отсебятину? Примут только то, что идёт на пользу будущему фильму. Особый подход должен быть к сценариям, касающимся истории России, великих людей, знаковых фигур. Надо обосновывать, почему именно на «Матильду» выделяется солидная сумма, на которую тот же крымский театр мог бы много лет безбедно существовать. Или на «Викинга». У нас никаких викингов не было. Непонятно, почему поддержали авторов, принявших именно эту версию? Есть ведь другая — что Рюрик был из балтийских славян. Ломоносов придерживался этой точки зрения, Лев Гумилёв. Почему мы своими деньгами должны финансировать теорию, что наше государство основали норманны?
— Не часто драматурги посещают провинциальные театры. Что подвигло бросить все важные дела в столице и прилететь на премьеру спектакля «Рублёвка 38 БИС» по пьесе «Золото партии»?
— Стараюсь всегда присутствовать на премьерах не только в Москве, познакомиться с коллективом, увидеть реакцию зрителей, что для меня очень важно. Должен заметить, что нынче мало театров, которые ставят современные пьесы. Например, в прославленном Государственном академическом театре имени Евгения Вахтангова, который был флагманом советской драматургии, нынче нет ни одной! Я поинтересовался у художественного руководителя Римаса Туминаса: «Вам не интересна современная Россия, как гражданину Евросоюза? Тогда зачем вы работаете в русском театре?». Обиделся. Смотрю на репертуар вашего театра, и сердце радуется! Настоящий русский театр!
— Слово драматурга, писателя, на ваш взгляд, имеет авторитет и влияние в современном обществе, как это было раньше?
— Если автор нашёл правильное слово, которое выражает действительно глубокие мысли, глубокие чувства правдиво, то я вас уверяю: оно действует на людей точно так же, как и раньше. Проблема в том, что таких слов стало гораздо меньше. Появилась масса авторов, которые просто не имеют способности к этому ремеслу. Почему-то в оперу без хорошего слуха и голоса не берут. А в литературу без вербального слуха — заходи. Парадоксально, что слов, бьющих не в бровь, а в глаз, стало меньше как раз в то время, когда у нас в стране наступила свобода слова. И ещё странность — государство вкладывает довольно большие деньги в продвижение недоученной молодёжи.
— Видимо, озаботилось сменой поколений.
— Ну да, почему-то считается, что наше поколение в искусстве слишком просоветское и его надо заменить. Как в двадцатые годы, когда был объявлен призыв «ударников» в литературу на место дворян. А то, что писать не умеют недворяне-призывники, никого не волновало. И в наши дни было нечто подобное: сменить советское поколение людьми, которые по-другому относятся к прошлому. Сменить-то сменили, а на кого? Сплошь и рядом ставят пьесы новоиспечённых драматургов, а они идут не больше полсезона. Сгоряча спектаклю такому могут и премию дать. Как за романы-однодневки. Премии дают, а слова не действуют. Мы в редакции лет семь назад решили выяснить, сколько разошлось книг лауреата премии «Национальный бестселлер» за год в 36 магазинах московского Дома книги. Оказалось — шесть. За год! Нужен комментарий? Не нужен.
— Крымские писатели просили передать вам благодарность за приложение к «ЛГ» — «Муза Тавриды», которое выходило с сентября 2015 года и стало всероссийской трибуной крымских писателей. К сожалению, всё закончилось на 21-м выпуске. Неужели продолжения не будет?
— На «Музу Тавриды» был выделен президентский грант, как на имеющий патриотическую направленность проект в отечественной культуре.
К сожалению, такая же участь постигла и Федеральную премию, которую инициировала «Литературная газета» в своё время, — «За верность слову и Отечеству» имени Дельвига. Мы её учредили, чтобы противостоять либеральным премиям, поддерживающим авторов, которые ведут на Болотную площадь. Она стала фактором общественной литературной жизни, и вдруг деньги выделять перестали. Хотя официального отказа нет. При этом либеральным «Большой книге» и «Русскому Букеру» финансирование не срезано. Я это воспринимаю как охлаждение к патриотическому, государственническому направлению, которое представляют «Литературная газета» и премия имени Дельвига. Получается, что государственные средства решили сосредоточить на поддержке либерально-экспериментального вектора. Это странная ситуация. Иногда на такую ерунду деньги дают!… Две такие ерунды вычеркнуть, и деньги на «Музу Тавриды» найдутся.
— Или на телекинофорум «Вместе», который сначала в Москву из Ялты перекочевал, а потом и вовсе почил в бозе.
— Да, но кто-то по этим двум «ерундам» договорился в коридорах власти.
— В Симферополе вы встретились с театральной общественностью, а в Севастополе представили собратьям-писателям свою новую книгу «По ту сторону вдохновения». О чём она?
— Это сборник эссе об искусстве, о природе творчества, о судьбе моих книг, которая была не очень лёгкой, особенно у первых — «Сто дней до приказа» и «ЧП районного масштаба».
И там есть, кстати говоря, большое эссе о моих отношениях с театром. А они любопытные. Мою пьесу «Одноклассница», которая теперь идёт в разных театрах страны на аншлагах, в театре Российской Армии, например, уже десять лет в репертуаре, вернули 23 московских театра.
— А причину хотя бы объяснили?
— Да она и без объяснений ясна. К сожалению, у нас в искусстве гораздо сильнее былой цензуры государственной контроль идейно-групповой. Когда художественность отходит на второй план.
— У вас роман и с театром, и с кино, а чему вы всё же отдаёте предпочтение?
— Театр мне ближе. Душевно, эстетически.
— Многие ваши произведения экранизированы. А какой из фильмов наиболее близок им своим воплощением?
— Практически все, кроме последних, экранизированы. Сейчас веду переговоры по поводу «Гипсового трубача» и «Любви в эпоху перемен». Если говорить об удачных, пожалуй, «Апофигей» Станислава Митина с Машей Мироновой, Виктором Сухоруковым, Даниилом Страховым. Он прошёл с высоким рейтингом по телевидению. Неплохо экранизировал мою повесть «Небо падших» Валентин Донсков. Остальные слабее, на мой взгляд.
— Продолжателем какой линии в отечественной драматургии себя считаете?
— Пишу в традиции Булгакова, Щедрина, как прозаик — Гоголя, Эрдмана. Особенность моей драматургии — в соединении психологически-лирической линии с откровенно сатирической.
— Планами поделитесь?
— Заканчиваю роман о позднем советском периоде. События происходят в 83-м году, при Андропове. Называется роман «Весёлые времена». Начал писать пьесу на три персонажа. Напишу, предложу вашему театру. С издательством АСТ приступил к выпуску десятитомного собрания сочинений.
— Что думаете о вхождении Крыма в русское пространство?
— Рад, что наши культурные контакты крепнут. Любимый полуостров не огорчает. И я хочу, чтобы Россия Крым не огорчала.