Премьера «Якова Богомолова» состоялась в Крымском академическом русском драматическом театре им. Горького.
Постановки в «именных» театрах (имени Пушкина, или Островского, или Чехова и т. п.) спектаклей по произведениям соответствующих авторов вызывают, как правило, повышенный интерес.
Театралы задумываются – а почему выбрана та или иная пьеса именно сейчас, следует ли спектакль давним традициям или наоборот, пытается открыть в классике новые оттенки и повороты. И спрашивают себя: а как «лягут» на знакомых, «своих» актеров хрестоматийно знакомые образы и чем порадуют, или огорчат, молодые исполнители.
Во всяком случае, меня весьма заинтересовала новая постановка Горьковского «Якова Богомолова» в Крымском академическом русском драматическом театре им. Горького.
Заинтересовала и встревожила, потому что предыдущее обращение театра к классике – Гоголевской «Женитьбе» – вызвало весьма противоречивые эмоции.
Ответ на первый вопрос напрашивался сам собою, достаточно еще раз взглянуть на календарь. Как известно, на основании ряда косвенных данных, рукопись не законченной драмы (три действия и начало четвертого) датируется началом 1910-х годов, хотя есть версия, что замысел возник позже, чуть ли не во время визита Горького к Шаляпину. Первая дата – вероятнее.
…Большой войны еще нет, страшный семнадцатый год А. М. Горький только предчувствовал («…Буря! Пусть сильнее грянет буря!), но не прозревал его масштабы и трагичность. Синематограф вовсю ставил душещипательные драмы, а слово «социалист» в средне образованном кругу не воспринималось уже как приговор, а скорее как неловкая болезнь. Богатые богатели, маялись и перебирались в Европу, удачливые спортсмены «хорошо жили» потому что спортсмены, бедные работали за кусок хлеба и таскали, что плохо лежит, ради масла и чекушки, интриганы и интриганки действовали с оглядкой вверх и вниз, и все искренне или демонстративно удивлялись людям, которые хотели работать ради будущего.
Не только для себя. Знакомо, не правда ли?
А потом была война, годы смертей и лишений, и многие, многие миллионы людей перед наступлением Нового 17-го года не просто надеялись, а искренне верили, что тревоги, трудности и беды года шестнадцатого останутся позади…
Создание пьесы было вызвано предчувствием, скорее всего – смутным, не случайно же Горький так и не написал за последующие четверть века определенный, однозначный финал. А, следовательно, дал возможность последующим инсценировщикам и экранизаторам выделять, акцентировать то, что они находили самым важным и значительным, не слишком кромсая исходный текст. Чаще всего постановщики опирались на характеристику «преждевременный человек» – это даже стало названием фильма А. Роома (1971 г.), в котором блистали тогдашние «звезды», – Александр Калягин, Анастасия Вертинская, Игорь Кваша…
Корректно отнеслись к горьковскому тексту и в Крымском академическом театре: в спектакле, поставленном народным артистом Виктором Навроцким, только исключили пару-тройку совсем эпизодических персонажей и реплик, убрали один антракт, купировали, как отвлекающий мотив, игру Ладыгина с револьвером, но добавили ему реплику, и однозначно выстроили финальную сцену. А вот прочтение драмы, ее трактовка через систему образов и мизансцен (например, Вера (арт. Валентина Шляхова) обычно пребывает «наверху», на условной террасе, а Нина Аркадьевна постоянно увязывается «хвостиком» за Никоном или Жаном), – достаточно интересное и в известной мере оригинальное. По крайней мере, три ключевых образа – Якова, Никона и Верочки, – не теряя Горьковской многокрасочности, приобрели завершенность.
Достаточно завершен и образ «дяди» Жана (засл. арт. Владимир Крючков), вот только избранное опытным актером решение превратило сильного и страшного искусителя и манипулятора, в пустого шута и сплетника.
Общее режиссерско-постановочное решение в наибольшей степени проявляется в том, что герои, «раскрываясь» и преобразуясь, последовательно движутся к новому финалу, оправдывая и обосновывая его. В наибольшей степени это касается самого заглавного героя (арт. Дмитрий Кундрюцкий) и Верочки, но вполне применимо к Никону (Виктор Навроцкий) и Ольге (засл. арт. Елена Сорокина).
Возможно, Дмитрий Кундрюцкий несколько чрезмерно старательно демонстрирует в первых сценах эдакую блаженно-наивную маску, но все же постепенно, от эпизода к эпизоду, заставляет вслушиваться и убеждаться в справедливости своих слов, а затем и в эффективности их. Так что, например, Ольга, в исполнении Елены Сорокиной далеко не только красивая безделушка, в «первом» финале лишь поначалу констатирует, что Яков ее «уговорил, как ребенка», а затем очевидно принимает его правоту. И Вера арт. Валентины Шляхтиной засияла от счастья не от конкретных гидротехнических успехов Богомолова, а от окончательного убеждения в красоте и достоинстве его жизненной позиции. Наконец, вся мизансцена «второго» финала красноречиво свидетельствует о том, кто же на самом деле здесь лишний – а, следовательно, неправ в своих многочисленных оценках и суждениях об Якове.
Об одном, хотя и самом обидном и заметном актерском просчете, уже было сказано. Второй же менее очевиден и связан, по нашему мнению, не столько с работой В. Навроцкого как актера, сколько с выбранной им же режиссерской концепцией. Никон Букеев – персонаж или даже социально-психологический тип, который, несомненно, вызывал заинтересованность А. М. Горького. Не раз и не два писатель обращался к подобному социально-психологическому типу и в предшествующих, и в последующих произведениях. Немало текста и ремарок отведено автором Букееву и в этой пьесе – и вполне можно предположить, что в ненаписанной части предполагалось еще немало слов и поступков Никона. Но принятый однозначный финал заставляет иначе оценивать его слова и поступки – и с учетом нашего, зрительского отношения к Якову, и с учетом собственного исторического знания.
Первые показы спектакля вызвали вполне заслуженный теплый прием – и не думаю, что это связано с особой благожелательностью «премьерного» зрителя. Эта пьеса А. М. Горького в театре им. Горького прочтена и поставлена по-современному, в хорошем темпе, с одновременным обращением и к разуму, и к эмоциям, – потому и встречена сейчас, и будет встречена в дальнейшем с интересом и благодарностью. Да, ряд образов обеднен – кто переделками текста, кто актерскими просчетами и неудачными назначениями на роль, – но удалось главное: зритель увидел в зрелой сценической форме отражение живых, актуальных проблем в преломлении классического произведения.
Юрий Волынский, фото пресс-службы театра.