Поставить сегодня на сцене какую-нибудь пьесу Максима Горького в каком-то роде героизм. Не по времени его пьесы – и всё тут. «Вассу Железнову», может, и пойдут смотреть, но представить, что зрители повалили на «Врагов» или захотели оказаться «На дне» – весьма затруднительно. Ещё бы «Мать» инсценировать, как когда-то в Театре на Таганке, – вот смеху было бы.
Наш Крымский академический русский театр, носящий имя Горького, в последнее десятилетие (если не считать, конечно, «Накануне», «Егора Булычёва» и других) ставил в основном пьесу «Последние». Много лет ставил, в разных вариантах, с разными исполнителями. И даже под разными названиями: «Последние», «Жена полицеймейстера». Не исключено, что коллектив вновь обратится к этому произведению и выпустит новую версию.
Но это – в будущем, а пока надо было освежить горьковское имя в афише. Вспомнили о полузабытой и не самой лучшей пьесе классика – «Яков Богомолов». Понятно, почему вспомнили. Около полувека назад, аккурат до того, как у руля театра встал А.Г. Новиков, «Яков Богомолов» шёл на сцене театра в постановке режиссёра Ю.В. Ятковского с участием ведущих актёров: Н. Банковского, О. Новак, А. Брандта. Было, в общем, дело.
События нового «Богомолова» разворачиваются на Новой сцене. Подробное оформление (художник – М. Нефёдова), шум моря, крики чаек – всё это, безусловно, создаёт атмосферу. Вот только атмосфера эта более уместна не для Алексея Максимовича (чайка всё же не буревестник революции над седой равниной моря). Скорее, тут поблёскивает знакомое пенсне Антона Павловича. Все эти ленивые, разглагольствующие о том и о сём люди, все эти светлые одежды и «пять пудов любви» в придачу – это привет от Чехова.
То ли Горький сознательно копировал Чехова в этой пьесе, то ли спорил с ним о чём-то, но вполне можно подумать, что смотришь не «Якова Богомолова», а «Дядю Ваню», например. Только вот моря в «Дяде Ване» нет, а здесь есть. Даже если не знать, что произведение сочинялось Горьким в Крыму, об этом легко можно догадаться. Не случайно и фильм, поставленный когда-то по этой пьесе, снимался именно в наших палестинах, и чайки кричали, и море шумело. И персонажи, скажем прямо, кажется, сошли со страниц пьес Чехова.
Яков Богомолов в исполнении Д. Кундрюцкого – нечто среднее между дядей Ваней и Астровым. Поскольку актёр играет Астрова в «Дяде Ване» на этой же самой Новой сцене, так и кажется, что Михаил Львович заглянул на огонёк к горьковским героям, чтобы принять на себя функции Якова Богомолова. Вот только Астров думал больше о лесах и природе, а Богомолов всё больше о воде.
По замыслу Горького, Яков Богомолов – человек дела, противостоящий сонному царству окружающего пустословия и безделья. Все чего-то хотят, от чего-то страдают – один он, Яков, упорно ищет воду. И найдёт, вот только трубы до сих пор не подвезли. Однако замысел Горького сталкивается с тем, что написано на бумаге: его «преждевременный человек» (именно так называют Богомолова в пьесе) разглагольствует не меньше, а может, и больше остальных персонажей. Приходится принять на веру его озабоченность работой, трудолюбие, стремление жить высокими идеалами, не замечая, что вытворяют в это время окружающие мужчины с его женой и что вытворяет с ними она…
Это ведь в кино можно показать героя в производственном процессе – как он добывает эту самую воду, вгрызаясь в землю, засучив рукава и вытирая пот со лба. А в театре? Кундрюцкий играет, как всегда, мягко, интеллигентно, он как бы смущается, что его герой не просто главный, а заглавный. Он настолько деликатен, что, кажется, старается не заполнять весь спектакль, оставляя пространство за собой, что иногда даже хочется, чтобы его, героя, было больше.
В. Навроцкий, играющий Никона Букеева, вполне бы мог сыграть Якова Богомолова – вот тогда бы все по струнке ходили! Но актёр довольствуется тем, что он ещё и режиссёр спектакля, а значит, должен исподволь наблюдать за ходом этого самого спектакля, а также радоваться тому, что роль Букеева позволяет ему существовать на сцене с удовольствием, без особого напряжения, вольготно и даже расслабленно. Такой уставший от жизни Астров или Ермолай Лопахин, давно разобравшийся с вишнёвым садом.
Женщины у Горького тоже с Чехова срисованы. Вот вам Елена Андреевна из «Дяди Вани», в которую все поголовно влюблены. Только тут она Ольга Борисовна (Е. Сорокина). Вот героиня И. Бирюковой, безответно влюблённая, на которую никто не обращает внимания, – это же форменная Соня, всё оттуда же, из «Вани».
Сорокина работает, как всегда, правильно и дисциплинированно. Знает, где пригасить, а где добавить, где голос дать и страсть в придачу. Поёт опять же в финале первого акта, как её Нина в лермонтовском «Маскараде». Невольно вглядываешься в В. Навроцкого (Букеев, он же Арбенин в «Маскараде»): нет ли в его натруженных руках отравленного мороженого, по привычке приготовленного для героини Сорокиной?
И остальные действующие лица легко вписываются в контекст Антона Павловича, особенно персонаж В. Крючкова, у Горького – «онкль Жан», что в переводе – всё тот же «дядя Ваня».
В общем, вся эта чеховская прививка идёт писателю на пользу. Во всяком случае, не вредит. Спектакль движется ровно. В первом акте не только ровно, но и как-то однообразно, зато во втором начинают полыхать костры страсти.
В финале постановки, когда этот самый Яков Богомолов вроде бы терпит полное поражение на личном фронте и остаётся растерзанным своим одиночеством, нам вполне радостно сообщают, что наконец-то «пошла вода!».
Только вот интересно: а трубы завезли?
Сергей ПАЛЬЧИКОВСКИЙ